Стиляги
Возможно, что стиляги представляли собой самую первую форму советской субкультуры, возникшей под прямым влиянием Запада. Возникновение самого термина относят к концу 1940-х годов, а расцвет стиляжничества как социального и культурного феномена – к рубежу 1950-60-х годов.
Действительно слово “стиляга”, вошедшее с 1948 года в обиход, с легкой руки некоего Беляева, автора фельетона в “Крокодиле”, уже вовсю использовалось в пропаганде и воспитательной работе. Этот термин встал в ряд с такими словами-дубинками как “космополит безродный”, “низкопоклонник”, “отщепенец”, “плесень”, и был оскорбительным для тех, кого так называли.
И если уж кого-то и назвали, то это было предупреждением, что у него могут быть неприятности – выгонят из учебного заведения, из комсомола.
С 1956 г. Советский Союз открывал через искусство другой мир: гастроли Бостонского и Филадельфийского симфонических оркестров, балета Алисии Алонсо, театра “Берлинер Ансамбль”, Поля Робсона, победа Вэна Клайберна (Вана Клиберна) на 1-м конкурсе Чайковского, выставки П.Пикассо, Р.Гуттузо, Р.Кента, приезд Ф.Жолио Кюри, недели французского и английского кино, гастроли джаз-оркестра Бенни Гудмена в зале Лужников, открытие школ с углубленным изучением иностранных языков, и, наконец, VI Московский Всемирный фестиваль молодежи и студентов с его знаменитыми “Подмосковными вечерами” Соловьева-Седого.
В результате складывалась новая молодежная культура, новые ритмы, новые мелодии. В наш словарь входит новое слово – стиляга.
По мнению К.Чуковского, новое слово стиляга произошло путем слияния древнегреческого стиль, успевшего к тому времени обрусеть, и одного из самых выразительных русских суффиксов: яг(а). Писатель напоминает, суффикс далеко не всегда передает в русской речи экспрессию морального осуждения, презрения.
Кроме сутяги, бродяги, есть миляга, работяга и бедняга. Но в нашей речи этот суффикс встал в ряд с неодобрительными ыга, юга, уга и пр., что сближает стилягу с такими словами, как прощелыга, подлюга, ворюга, хапуга, выжига.
Спрашивается, можно ли считать это слово иноязычным, заимствованным, если русский язык при помощи своих собственных – русских – выразительных средств придал ему свой собственный – русский – характер? Вовсе не обязательно, утверждает К.И.Чуковский.
Русский характер нового слова подчеркивается тем обстоятельством, что в нашей речи свободно бытуют и такие чисто русские национальные формы, как стиляжный, стиляжничать, достиляжиться и т.д.
Тогда же появляется отечественный стиляга, экзотическое чудо в узких до вывиха суставов штанах, в пиджаке с ватными плечами, в немыслимом галстуке с обезьяной и пальмой. Кумиром молодежи стали лидеры западной молодежной субкультуры.
От них проникла мода на стиляг. Это название произошло от <стиль> и означало: человек, умеющий и знающий, как одеваться со стилем. Пренебрежительное значение – городской пижон (в Англии их называли teddy boys).
Происхождения термина никто точно не знает – одни специалисты полагают, что он пришел из западной музыки в конце 1940-х годов, другие – что из советского фельетона середины 1950-х годов, высмеивающего буржуазный образ жизни.
Стиляги это, как правило, молодые люди, носившие западную одежду и усвоившие некоторые западные образцы поведения – самые внешние, например танцы, пластинки или западная одежда. Стиляги ненавидели все мещанское, добропорядочное и занудное.
Они бравировали своей оригинальностью, а часто доводили ею окружающих до исступления: вон, смотри, пошел стиляга, – брезгливо морщились в след старушки у подъездов и рабочие, забивающие козла во дворике.
Стиляги ненавидели огромные толстые пластинки на 78 оборотов в минуту с песнями Бунчикова и Шульженко и боготворили только еще появляющиеся и пока еще очень редкие виниловые пластинки на 33 оборота, которые были для них символом высшей справедливости и торжества человеческого разума.
Среди музыкальных предпочтений, как и у многих шестидесятников, был джаз. Стилять, “шузы” на “манке”, Лабаем джаз и песенка “Twist again” – вот далеко не полный культурный ассортимент 1960-х у настоящего стиляги. Однажды в Харькове даже состоялся съезд стиляг, который проводила совсем не комсомольская организация под названием “Голубая лошадь”.
Стиляги слушали бу-ги-вуги и первые рок-н-роллы, а книжек не читали. Но сочиняли собственные песни типа <Зиганшин буги, Зиганшин рок, Зиганшин съел второй сапог>.
Для стиляги обязательной частью гардероба являлись узкие брюки со стре-лочкой. В студенческих общежитиях, где не всегда имелись утюги, молодые люди на ночь укладывали аккуратно сложен-ные брюки под матрас – утром на каждой брючине было по стрелочке.
К таким брюкам полагалось носить остроносые туфли – корочки. Андрей Битов в “Пушкинском доме” характеризует стиляг начала пятидесятых следующими словами: юноша – в узеньких брючках, в спадающем с плеч до колен зеленом (или клетчатом) пиджаке, на толстых подметках, подклеенных у предприимчивого кустаря, в пестром галстуке, повязанном микроскопическим узлом, с перстнем на руке и набриолиненным коком на голове, а главное – с особенной походкой; девушки – в юбках с разрезами и модной прической “венчик мира”.
Стиляг ловили комсомольские патрули, били, обрывали галстуки, прорабатывали на собраниях, выгоняли из институтов и из комсомола. Но они появлялись вновь и вновь, и место их обитания во всех городах называлось “Брод”, сокращенное от “Бродвей”.
Московский “Бродвей” – улица Горького – служил местом обитания не только стиляг, но и вообще “золотой молодежи”: артисты, поклонники джаза, манекенщицы, фарцовщики, опасные “центровые ребята”. Здесь устраивали акции модные поэты и художники.
Центром джазовой жизни было кафе “Молодежное” с фирменным “КМ-квартетом” саксофониста Владимира Сермакашева. А были еще кафе “Аэлита”, “Синяя птица” и множество танцплощадок по всей Москве и области. Эпатирующая молодежь, эта “плесень” (по хлесткому определению общественности) дала культуре много замечательных имен.
Знаменитый Алексей Козлов пришел к саксофону именно со “стиляжничанья”. Созвездие выдающихся мастеров взошло на небосклоне джаза в 50-60-х годах. Это саксофонисты А. Зубов и В. Клейнот, Г. Гаранян и А. Козлов, пианисты Б. Фрумкин и В. Сакун, гитаристы Н. Громин и А. Кузнецов.
Это и Василий Аксенов с его постоянной темой джаза в литературе. И выдающийся пианист Николай Петров, всегда готовый исполнить джазовую миниатюру.
И альтист Юрий Башмет, ставящий джаз в один ряд с академической музыкой. Драматург В. Славкин, сатирик А. Арканов, режиссер А. Габрилович, писатель А. Кабаков, актер А. Филиппенко, политик В. Лукин.
В тогдашнем Ленинграде функции Бродвея – своеобразного подиума для стиляг, где они демонстрировали свои наряды, общались, заводили новые знакомства, обсуждали новости, делились впечатлениями – выполняла центральная улица города – Невский проспект, поэтому ходить по Невскому значило <хилять по Броду>.
Именно на бродвеях можно было изучать всю субкультурную атрибутику стиляжничества – от сленга и одежды до манер поведения и стиля проведения досуга. Со временем у стиляг родился свой язык, который многое перенял у поклонников джаза.
Специалисты считают, что появление стиля и распространение джаза в послевоенное время – явления во многом совпадающие. Именно поэтому стиляг 50-х годов называют еще <поколением джаза>. Музыканты называли себя “лабухами”, и джаз они не играли, а “лабали”.
Гонорар они называли “башли”. Они не ели, а “берляли”. Не ходили, а “хиляли”. Не отдыхали, а “кочумали”. Не выпивали, а “киряли”.
На языке московских стиля <плешка> означала любую площадку для встреч около метро или в другом общественном месте. Возможно, что в других городах, где появлялись тусовки стиляг, возникал свой жаргон либо использовался столичный сленг с региональными вкраплениями, но судить об этом мы не можем, поскольку специальных исследований на эту тему не проводилось.
Культивирование стилягами своего особого языка давало им возможность острее ощущать собственную взрослость, непохожесть на других, позволяло удовлетворять потребность в самоутверждении.
Стиляги рубежа 1950-1960-х годов воплощали собой первый контркультурный образ жизни и систему ценностей, противостоящую прежней сталинской эпохи.
С ними боролись общественность, местные власти, пресса. На плакате тех лет, озаглавленном <От стиляги – к преступнику>, можно было прочесть такие строки:
Стиляга – в потенции враг
С моралью чужою и куцей, –
На комсомольскую мушку стиляг;
Пусть переделываются и сдаются!
Журнал “Крокодил” публиковал беспощадные фельетоны, а газета “Правда” – разоблачительные передовые. “Заподозренных в приверженности буржуазной морали студентов, вопреки тогдашнему советскому законодательству, исключали из вузов.
Егор Яковлев, бывший тогда первым секретарем Свердловского райкома комсомола в Москве, вспоминает, как <грузовые машины подъезжали к Свердловскому райкому партии на улице Чехова 18, выходили патрули с повязками, потому что все должны видеть, что они есть, они ехали на улицу Горького, публично выходили и начинали просто-напросто публично задерживать стиляг и приводить в 50 отделение милиции>.
