Исторический контекст. Дореволюционный период
Анализом исторического развития бандитизма в России занимаются как отечественные, так и зарубежные криминологи. В развитии организованной российской преступности выделяют несколько периодов.
Дореволюционный период. Организованная преступность в России – явление довольно старинное. Помимо обычных “соловьев-разбойников”, которых на наших больших дорогах всегда было более чем достаточно, можно вспомнить хотя бы казацкие “республики” XVI-XVII вв., отечественный аналог пиратских сообществ Карибского моря того же времени.
Однако роль “разбойного элемента” в истории России, как считает Ю.В.Латов, оказалась намного значительнее, чем за рубежом: многие эпизоды “крестьянских войн” при близком рассмотрении имеют отношение скорее к криминальной истории, чем к истории классовой борьбы.
К.Стерлинг считает, что тайные преступные организации, устроенные по типу сицилийской мафии, существовали в российском обществе еще в 15 веке. Стивен Хандельман в книге <Товарищ преступник. Русская новая мафия> прослеживает корни бандитизма и организованной преступности в России до 17 в.
По его мнению, начало организованной преступности относится к первой половине XVII века, когда действовали незаконные крестьянские банды, грабившие на дорогах государственных чиновников.
Строились они, естественно, по принципам крестьянской общины, из которой они собственно и вышли. Доходы делились поровну, а вожак – старший по возрасту и наиболее опытный – считался первым среди равных.
К началу XVIII века в России складывается своеобразная корпорация бродяг. В XIX веке эти нищие, промышлявшие мелким воровством и попрошайничеством, представляют собой довольно многочисленную группу преступников.
Нищенство становится не только массовым, но и профессиональным явлением. Нищенские гильдии и воровские общества Х1Х века представляют собой предвестников современных российских банд.
Для тех и других характерны авторитарные методы управления, жесткая иерархия, самодисциплина, тщательно разработанная система наказаний и поощрений, передаваемые из поколения в поколение субкультура, нормы и ценности, идеология и принципы внутренней организации.
Одним из них выступает механизм инициации и рекрутирования кадров, ведущий начало с нищенских гильдий. Те устанавливали шестилетний испытательный срок перспективным членам, в течение которого те изучали кодекс поведения и отвыкали от <коррумпированных> привычек нормального общества.
Дезертирство считалось худшим проступком. В XVII веке некоторые казацкие банды убивали своих жен и детей перед тем, как идти на дело, с тем, чтобы они не попали во вражеские руки.
Особый воровской мир существовал в России уже в начале ХХ века. Однако его окончательное организационное и идеологическое оформление произошло после победы большевистской революции, когда <воровской мир> окончательно и бесповоротно противопоставил себя коммунистическому государству.
Кроме воров и нищих к началу XX века хорошо отлаженной организацией преступного промысла отличаются банды конокрадов (разведка, кража, перековка и перекраска лошадей, перегон, сбыт), мошенников (лже-страховые агенты, лже-кредиторы, лже-банкроты и т.д.), картёжных шулеров, фальшивомонетчиков.
В конце XIX – начале XX века складывается криминальная иерархия организованной преступности:
1. Из преступного мира выделяются бродяги-попрошайки – Иваны, родства не помнящие. Подобное самоназвание несет тройную нагрузку.
Во-первых, прилагательное “родства не помнящие” стигматизирует данную группу как маргиналов и изгоев.
Во-вторых, разрыв с семьей и обществом становится критерием, по которому определяется принадлежность к клану (братству, корпорации) преступников.
В-третьих, когда преступники попадают в руки полиции, обычным ответом на допросах является “не помню”. Эта категория преступников выполняла своего рода идеологическую функцию.
Считалось, что настоящий преступник может вести только кочевой образ жизни – без дома, без семьи, не сотрудничая с государством и ни в коем случае не работая.
Бродяги никогда не были самыми преуспевающими преступниками, однако всегда пользовались уважением “коллег”, а слово “бродяга” имеет дополнительное значение – друг, приятель. Вот почему самые авторитетные воры назывались “Иванами”.
2. Группа преступников, занимавшаяся грабежами и убийствами была наименее уважаемой в преступном мире. В дореволюционной России жизнь человека считалась Божьим даром, и совершить убийство разрешалось только в самом крайнем случае (защита близких или своей жизни, чести и достоинства).
3. Самой многочисленной была группа профессиональных воров. Всего насчитывалось около 30 специальностей. Высшие места в иерархии занимали воры, в совершенстве владевшие “техническими навыками”, в частности карманник.
Одних только специализаций среди карманников (по месту совершения краж: транспорт, улица, базар; по предпочитаемым карманам: боковой, внутренний, задний) насчитывалось несколько десятков. Высоким статусом в преступном мире обладали “медвежатники” и “шниферы” – взломщики (первые взламывали или взрывали, вторые подбирали коды и ключи).
В число отверженных попали конокрады: конокрадство всегда считалось цыганской специальностью. Далее шли все остальные “воровские специальности”.
4. Мошенники и фальшивомонетчики относились к интеллектуальной элите, своеобразной интеллигенции преступного мира. Мошеннические операции с векселями, акциями и другими ценными бумагами, направленные на обман государства, а иногда и частных лиц, требовали чёткой разработки и виртуозного исполнения.
Мошенники занимались подделкой драгоценных камней (“фармазонщики”), совершали обман на размене (“менялы”), существовали брачные аферисты, лже-благотоворители, фальшивомонетчики и др.
Бандитизм начала ХХ века приобрел две основные формы – городской и сельский. Преступные группы, которые орудовали в городах, специализировались на квартирных кражах, уличных разбоях, разного рода мошенничествах.
Ограблению подвергались как частные граждане, так и учреждения, магазины. Сельские бандиты практиковались на ограблениях зажиточных крестьян и особенно – на краже домашнего скота.
Из дореволюционных <деятелей> преступного мира они особо выделяли <громил>, которые считались высшей категорией преступников-грабителей. Их условно разделяли на две группы – тех, которые совершали грабеж с убийством или без него.
В большинстве своем такие группы были хорошо организованы. Преступление тщательно подготавливалось – составлялся план действий, распределялись роли. Предварительный поиск жертвы осуществляли информаторы-наводчики.
Преступление чаще всего совершалось ночью. Практиковалось переодевание: бандиты пытались войти в дом под видом агентов уголовного розыска или других органов правопорядка. Если жильцы оказывали сопротивление, то оно заканчивалось убийством.
Но многие старались не доводить дело до убийства: находившихся в квартире людей чаще просто связывали и накрывали одеялами.
В сельской местности более распространенными были бандитские набеги, грабежи. Грабили чаще всего подводы крестьян, отбирали продукты. Самым распространенным видом преступных действий на селе были кражи домашних животных (особенно лошадей).
Специалистов подобного профиля на жаргонном языке называли <конокрадами>. Подобные кражи часто были не под силу одному человеку: наряду с прямым изъятием нужны были и другие операции, в частности перевоз скота за пределы губернии и сбыт на отдаленных рынках.
Обычно в таких бандах участвовало десять и более человек. В такой группе четко распределялись функции, каждый отвечал за свой участок работы – кто за кражу, кто за вывоз и сбыт.
Можно заключить, что преступный мир в дореволюционной России развивался характерными для всего мира путями. К специфическим чертам можно отнести разве что географическое распределение очагов преступности.
Как столица государства, город притягателен для всех видов мошенников. Одесса, как портовый город стал “Меккой” контрабандистов, воров, налётчиков.
Ростов, находившийся в центре “казачьих” земель, привлекателен для беглых преступников, крестьян, что предопределило жёсткую насильственную направленность преступлений.
Тогда же возникает поговорка “Ростов – папа, Одесса – мама”, что опять-таки соответствует идеологии бродяжничества в преступной среде.
